Золотой Теленок - Страница 104

104

Однажды вечером командор предупредил экипаж Антилопы, что назавтра предстоит большая увеселительная прогулка за город с раздачей гостинцев.

– Ввиду того что наш детский утренник посетит одна девушка, – сказал Остап значительно, – попросил бы господ вольноопределяющихся умыть лица, почиститься, а главное, не употреблять в поездке грубых выражений.

Паниковский очень взволновался, выпросил у командора три рубля, сбегал в баню и всю ночь потом чистился и скребся, как солдат перед парадом. Он встал раньше всех и очень торопил Козлевича. Антилоповцы смотрели на Паниковского с удивлением. Он был гладко выбрит и припудрен так, что походил на клюкву в сахаре. Он поминутно обдергивал на себе пиджак и с трудом ворочал шеей в оскар-уайльдовском воротничке.

Во время прогулки, которая прошла хорошо и весело, Паниковский держался весьма чинно. Когда его знакомили с Зосей, он изящно согнул стан, но при этом так сконфузился, что даже пудра на его щеках покраснела. Сидя в автомобиле, он поджимал левую ногу, скрывая порванный ботинок, из которого проглядывал большой палец. Зося была в белом платье, обшитом красной ниткой. Антилоповцы ей очень понравились. Ее смешил грубый Шура Балаганов, который всю дорогу причесывался гребешком «Собинов». Иногда же он очищал нос пальцем, после чего обязательно вынимал носовой платок и томно им обмахивался. Адам Казимирович учил ее управлять Антилопой, чем также завоевал ее расположение. Немного смущал Зосю Паниковский. Она думала, что он не разговаривает с ней из гордости. Но чаще всего она останавливала взгляд на медальном лице командора.

На заходе солнца Остап раздал обещанные гостинцы. Козлевич получил брелок в виде компаса, который очень подошел к его толстым серебряным часам. Балаганову был преподнесен «Чтец-декламатор» в коленкоровом переплете, а Паниковскому розовый галстук с синими цветами.

– А теперь, друзья мои, – сказал Бендер, когда Антилопа возвратилась в город, – мы с Зосей Викторовной немного погуляем, а вам пора на постоялый двор, бай-бай.

Уже постоялый двор заснул и Балаганов с Козлевичем пускали носовые трели, а Паниковский с новым галстуком на шее бродил среди подвод, ломая руки в немой тоске.

– Какая фемина! – шептал он. – Я люблю ее, как дочь!

Остап сидел с Зосей на ступеньках музея древностей. По площади, выложенной лавой, прогуливались молодые люди, любезничая и смеясь. За строем платанов светились окна международного клуба моряков. Иностранные матросы в мягких шляпах шагали по два и по три, обмениваясь непонятными короткими замечаниями.

– Почему вы меня полюбили? – спросила Зося, трогая Остапа за руку.

– Вы нежная и удивительная, – ответил командор, – вы лучше всех на свете.

Долго и молча сидели они в черной тени музейных колонн, думая о маленьком своем счастье. Было тепло и темно, как между ладонями.

– Помните, я рассказывала вам о Корейке? – сказала вдруг Зося. – О том, который делал мне предложение?

– Да, – сказал Остап рассеянно.

– Он очень забавный человек, – продолжала Зося. – Помните, я вам рассказывала, как неожиданно он уехал?

– Да, – сказал Остап более внимательно, – он очень забавный.

– Представьте себе, сегодня я получила от него письмо. Очень забавное...

– Что? – воскликнул влюбленный, поднимаясь с места.

– Вы ревнуете? – лукаво спросила Зося.

– М-м, немножко. Что же вам пишет этот пошляк?

– Он вовсе не пошляк. Он просто очень несчастный и бедный человек. Садитесь, Остап. Почему вы встали? Серьезно, я его совсем не люблю. Он просит меня приехать к нему.

– Куда, куда приехать? – закричал Остап. – Где он?

– Нет, я вам не скажу. Вы ревнивец. Вы его еще убьете.

– Ну что вы, Зося! – осторожно сказал командор. – Просто любопытно узнать, где это люди устраиваются.

– О, он очень далеко. Пишет, что нашел очень выгодную службу, здесь ему мало платили. Он теперь на постройке Восточной магистрали.

– В каком месте?

– Честное слово, вы слишком любопытны! Нельзя быть таким Отелло!

– Ей-богу, Зося, вы меня смешите. Разве я похож на старого глупого мавра? Просто хотелось бы узнать, в какой части Восточной магистрали устраиваются люди.

– Я скажу, если вы хотите. Он работает табельщиком в северном укладочном городке, – кротко сказала девушка, – но он только так называется – городок. В самом деле это поезд. Мне Александр Иванович очень интересно описал. Этот поезд укладывает рельсы. Понимаете? И по ним же движется. А навстречу ему, с юга, идет другой такой же городок. Скоро они встретятся. Тогда будет торжественная смычка. Все это в пустыне, он пишет, верблюды... Правда, интересно?

– Необыкновенно интересно, – сказал великий комбинатор, бегая под колоннами. – Знаете что, Зося, надо идти. Уже поздно. И холодно. И, вообще, идемте!

Он поднял Зосю со ступенек, вывел на площадь и здесь замялся.

– Вы разве меня не проводите домой? – тревожно спросила Зося.

– Что? – сказал Остап. – Ах, домой? Видите, я...

– Хорошо, – сухо молвила Зося, – до свидания. И не приходите больше ко мне. Слышите?

Но великий комбинатор уже ничего не слышал. Только пробежав квартал, он остановился.

– Нежная и удивительная! – пробормотал он.

Остап повернул назад, вслед за любимой. Минуты две он несся под черными деревьями. Потом снова остановился, снял капитанскую фуражку и затоптался на месте.

– Нет, это не Рио-де-Жанейро! – сказал он наконец.

104